Мнение: Армейское (отрывок)

Я вот обычно армию свою вспоминаю – и тоже вроде вспомнить нечего. Я даже думал долго, понять пытался – чего ж мне так противно от этих воспоминаний? Ведь были и смешные моменты, и люди попадались более-менее интересные, да и вообще я там материала себе на две курсовых с дипломом набрал.

А вспоминать вот так просто, для души – не люблю. Потом догадался, почему. Все ж я там все время под принуждением находился. В любой момент службы разрешили бы мне: “брось все это, уходи домой!” – немедленно ушел бы не оглядываясь. Ночью бы разбудили – ушел бы сразу, в чем был. Представляешь – в любой момент! Не люблю я принуждения, что ж тут поделаешь. Я потом прочел у какого-то бывалого зека из сталинских лагерей, что с таким настроем, типа “скорей бы все кончилось!”, нельзя в тюрьму садиться: до конца срока не дотянешь. Ну он, наверно, срока больше, чем два года, имел в виду.

А все равно есть пара приятных воспоминаний даже из того времени. Вот, скажем, служил со мною вместе младший сержант Тертилов. Тихий был парень, безропотный. Никогда ни в какие разборки не встревал, со всеми ладить пытался. Лицо у него было довольно грубое, как бы плохо вытесанное, глаза маленькие и как будто все время сонные. Оставлял, знаешь, при первом знакомстве общее ощущение простоты, надежности и заторможенности.

Мною он командовать особо не мог – мы все же были, как говорят в армии, “одного прИзыва”, то есть, другими словами, товарищами по несчастью. И не дружили при этом – под принуждением вообще дружить трудно. Мне по крайней мере.

А в первые месяцы как-то сошлись на том, что я ему стихи писал. В буквальном смысле. На всяких листочках, когда время удавалось урвать, а он их потом аккуратно к себе в тетрадку переписывал. То есть началось все с того, что он попросил меня написать тексты песен из фильма “Три мушкетера”. Хотелось ему, видать, на боевом дежурстве мурлыкать про себя “Есть в графском парке черный пруд” – знаешь, был такой суперхит.

А я и рад был хоть таким образом про свое гуманитарное образование вспомнить. Написал ему, что помнил, он вполне удовлетворился, а потом робко так спросил: “А может, ты еще какие-нибудь стихи знаешь? Напишешь хоть парочку?”

Просьба для армии совершенно дикая. Там ведь первичные потребности преобладают – пожрать бы, поспать ухитриться, от “дедов” каким-то образом скрыться. А в свободное время с такими же лишенцами о бабах порассуждать – совсем, заметь, не в поэтических терминах.
Я в таких беседах не блистал: к примеру, последний месяц перед уходом в армию я посвятил “Страданиям юного Вертера”, попутно чисто для души изучая трактат Спинозы. Естественно, это была со всех сторон никуда не годная подготовка к “Курсу молодого бойца”. Лучше бы подворотничок учился пришивать. А то в армии пришлось, ускоренно, под крики «давай-давай!»

Да. И тут младший сержант Тертилов у меня стихов просит! Я сначала думал – блажь какая-то у вечно сонного паренька, совсем он обалдел в нарядах и на разгрузке вагонов. Но он, наоборот, какими-то отрывками из раннего Маяковского не удовлетворился и стал требовать еще и еще. Помню, Гумилева особенно полюбил:

… И когда женщина с прекрасным лицом,
единственно дорогим во Вселенной,
Скажет: “Я не люблю Вас”,
Я учу их, как улыбнуться,
и уйти,
И не возвращаться больше…

А я вспоминал и вспоминал всякие стихи, и все ему кидал – как уголь в топку. Очень он был у меня благодарный читатель. Совершенно девственный. Всё, помню, искренне поражался, что такие красивые вещи действительно существуют – словно до этого в своей Одессе вообще о существовании поэтических книг не догадывался. А я все мысленно иронизировал над собой: я-то подростком мечтал когда-нибудь свои любимые строки какой-нибудь прелестнице в романтической обстановке декламировать – а поди ж ты, где и с кого приходится начинать! С младшего командира в момент несения боевого дежурства!

Иссяк я, правда, довольно скоро. Думал, хватит меня, как минимум, тетрадь за 48 копеек стихами заполнить, а реально хватило только на пару школьных, по 3 копейки. Но и то, откровенно говоря, удивительно. Правильно было бы, наверно, вообще все стихи забыть на время службы, а вспомнить только уже снова в Москве, в момент возврата общегражданского паспорта.

Или вообще не вспоминать.

И еще он меня в карауле однажды насмешил. Охранял, помню, склад с ракетным топливом. Служили-то мы на Кольском полуострове, за Полярным Кругом. Места, мягко говоря, морозные, к тому же глухие. На 40 км вокруг ни одного населенного пункта. И вот стою я, натурально, на посту, кругом ни души, сам уже почти примерз к автомату, мороз – градусов 25. Светает. И тишина. Аж воздух звенит. Ни зверей, ни птиц, ни какого-нибудь шума проезжающей машины. Тоска меня взяла – не передать.

А ракетное топливо, которое я как бы охраняю, очень ядовитое. Помню, нам говорили, что оно может за боевое отравляющее вещество сойти. Волей-неволей закрадываются мысли – а может, оно уже того? вытекло? Все вокруг перемерли, только я еще по странной случайности жив, но и то – ввиду крайней промороженности организма. Близок и мой черед.

В общем, так тихо, что прямо хочется очередь дать с тоски. И тут вдруг вдали – нечленораздельные крики. Прислушаешься – вроде правда орет кто-то. Там далеко, за заиндевелыми деревьями – на единственной дороге от караулки к посту.

Что за вопли? А, так это смена идет, меня меняют с поста. И разводящий – как раз младший сержант Тертилов. Всегда тихий, молчаливый Тертилов ведет мне смену и почему-то поёт во всю глотку. Никогда такого раньше за ним не замечалось. Видно, и у него тоска дошла до последней точки кипения!

Что же за звуки слышатся?

“… И ВОТ Я!! ПРОСТИТУТКА!! Я ДОЧЬ КАМЕРГЕРА-А!
Я!? СЕРАЯ МОЛЬ! Я ЛЕТУЧАЯ МЫЫ-ЫШЬ!..”

С чувством поет, громко. Не бережет связок на морозе. Да и то – чего там беречь, все равно ни голоса, ни слуха.

“… ВЫ мне двадцать рублей!!! За любовь заплатите!!!
А все остальное!!! Печальная быы-ыль!!!”

Явно не строевая песня. И почему именно эта? Неисповедимы пути поэзии в душу солдата. Я тогда, честно говоря, несмотря на всю мрачность одолевавших меня мыслей о недостижимости дембеля, прямо умилился душой. Человеком среди обычных людей, а не лишенцев, себя почувствовал. Но это, конечно, быстро прошло.

Источник: Размышления вольного социолога