Кишиневский погром, разграничивший эпохи

Борис Ентин   06.04.2021

В этот день 118 лет назад, 6 апреля 1903 года, в Кишиневе начался еврейский погром. Два дня в городе бушевали толпы черносотенцев, деклассированных элементов и опьяненных кровью подростков, и только 36 часов спустя после начала кровопролития войска кишиневского гарнизона перешли к решительным действиям. Армейские патрули взяли под свой контроль ключевые перекрестки, около 800 погромщиков были арестованы. К этому времени в Кишиневе было убито уже более 50 евреев, около 600 были ранены, 1500 домов были сожжены или разгромлены.

Кишиневский погром вызвал широкий резонанс как в России, так и за ее пределами. Описания жестоких убийств, насилия и грабежей заполнило страницы ведущих европейских газет. Американский медиамагнат направил в Кишинев Майкла Девитта – одного из наиболее авторитетных англоязычных журналистов того времени. По крупнейшим городам Европы и Америки прокатились демонстрации протеста, участники которых требовали обуздать погромщиков. Российское правительство сообщало о принятых мерах: за бездействие и безволие в отставку был отправлен губернатор Бессарабии генерал-майор Рудольф фон Раабен, еще несколько должностных лиц были уволены. Министр внутренних дел Вячеслав Плеве издал циркуляр, в котором предписывал всем градоначальника и обер-полицмейстерам решительно пресекать насилие.

Но всего это было слишком мало и слишком поздно. Шок, вызванный кишиневским погромом, оказался чрезвычайно сильным. Посетивший город Владимир Короленко написал очерк «Дом номер 13», содержавший описания жутких, потрясающих своей жестокостью и цинизмом, убийств: «Троих сбросили с крыши. Хайка попала в гору пуха и осталась жива. Раненые Маклин и Берлацкий ушиблись при падении, а затем подлая толпа охочих палачей добила их дрючками и со смехом закидала горой пуха… Потом на это место вылили несколько бочек вина, и несчастные жертвы задыхались в этой грязной луже из уличной пыли, вина и пуха».

Побывал в Кишиневе и Хаим-Нахман Бялик, написавший под впечатлением увиденного свою ставшую хрестоматийной поэму «В городе резни». На русский язык, под названием «Сказание о погроме», ее перевел Зеэв Жаботинский. «Встань и пройди по городу резни, И тронь своей рукой, и закрепи во взорах, Присохший на стволах и камнях и заборах, Остылый мозг и кровь комками, то – они»… Но Бялик не только живописал душераздирающие сцены убийств и издевательств. Он с горечью и досадой писал о еврействе, свыкшимся со своим унизительным положением и выклянчивающим теперь компенсации за пережитые потери и позор: «И жадно их глаза – глаза рабов побитых, Устремлены туда, на руки этих сытых, И молят: “Мать мою убили – заплати!”» Поэма Бялика стала дополнительным фактором, подтолкнувшим еврейскую молодежь к организации отрядов самообороны. Они доказали свою эффективность совсем скоро – по время гомельского погрома 1903 года. «Сказание о погроме» сделало Бялика самым популярным еврейским поэтом своего времени.

По инициативе и под редакцией Шолом-Алейхема на идиш в свет вышел сборник рассказов «Хильф» – «Помощь». Свои произведения для него предоставили Лев Толстой, Чехов, Короленко, Горький. Весь сбор от продажи книги был направлен жертвам кишиневского погрома. «Читая газеты, Вы не могли не содрогаться при мысли, что в наш век возможны такие безобразия, как избиение евреев в Кишиневе в продолжение двух дней на глазах полиции и местной интеллигенции, гнусные насилия над девицами на глазах родителей, избиение младенцев и т.п. ужасы времен варварства», – писал Шолом-Алейхем, обращаясь к Толстому. Тогда еще у него теплилась надежда на то, что слова писателей и видных общественных деятелей смогут что-то изменить. Но события в Кишиневе стали лишь прологом к вакханалии революционных лет. Пройдет два года, и жестокий киевский погром подтолкнет Шолом-Алейхема навсегда покинуть Россию.

Но именно Кишинев по-настоящему встряхнул российское еврейство. Одних он подтолкнул в сторону российских революционных организаций, других – в сторону сионизма. Но практически никто не остался равнодушным к происшедшему. Как писал Жаботинский, «Кишинев – это межа, разграничивающая две эпохи, две психологии». После кишиневского погрома российское еврейство уже не было прежним.

Борис Ентин, «Детали». На фото: поcле погрома.

Фото: Wikimedia Public Domain˜