Аксёнов. Ленин жив!

В 80-х прошлого века угораздило меня вляпаться в одну историю, а точнее говоря, сразу в две. Оба эти события, никак не связанные между собой, произошли в моей жизни почти одновременно, и оба имели для меня серьёзные последствия.

ППервое – я женился. Результат бракосочетания в 17-летнем возрасте был предсказуемым и приятным: у меня родился сын. А вот второе происшествие было не столь замечательным: я загремел на учёт в КГБ. Было мне тогда, как я уже говорил, неполных восемнадцать, и поэтому всей серьёзности происходящего момента понять я не мог. О моём возрасте и состоянии души в ту пору очень точно выразился сотрудник органов госбезопасности капитан И.Р. Головня. Его слова соединяли в себе народную мудрость и строчку из комсомольской песни: “Не пойму, чего вам не хватает, взрослые парни”, – сказал он. – “А о чем ни спросишь – в поле ветер, в жопе дым, буду вечно молодым”. Отчасти он был прав. Постоянный поиск приключений на пятую точку не давал мне покоя, заставляя совершать поступки, не поддающиеся никакой логике взрослого человека, но имеющие под собой железную мотивацию с моей точки зрения. По мнению Марии Давидовны, педагога по химии авиационного техникума, учащимся которого я являлся и из которого по два раз в год меня хотели отчислить, я был крайне несознательным молодым человеком. А не отчисляли меня по причине того, что, хотя по поведению у меня и был стабильный «неуд», учился я хорошо и, более того, был активным участником художественной самодеятельности, здорово читал со сцены стихи про Тёркина. Так что как только к 9 Мая намечался смотр среди учебных заведений города, я становился, как правило, его победителем .И поэтому многие выкрутасы мне сходили с рук. Закрывали глаза на то, что я брил виски “под панка”, прощали то, что ходил на учёбу в джинсах… Мало того, однажды вконец обнаглел и посмел прийти в таком вызывающем виде на экзамен по химии, с которого немедленно и был удалён. Простили и журнал “Роллинг Стоун”, конфискованный прямо на «сопромате» со словами “Мне ещё журнал “Радио” за май не пришёл, а у тебя уже эта западная дрянь, откуда?” “Знакомый, – сказал я, – из Болгарии привёз. Он туда в лагерь комсоргом ездил.” “В Болгарии такой гадости нет, – сказал сопроматчик по прозвищу Грифель. – Тут на каждой странице фашисты. Я его лично дома сожгу. Скажи ещё спасибо, -добавил он, – что не передал его, куда следует”. И журнал чудесным образом оказался в сумке у нашей англичанки, с которой, по слухам, он тайно встречался. А вот “куда следует” с лёгкой руки Грифеля чуть позже попал я сам.

В декабре, в день убийства Джона Леннона, я и двое моих закадычных друзей, решили устроить демонстрацию в память об этом великом музыканте. Есть же демонстрация на 7 ноября в честь революции, а почему не может быть в честь Леннона? “Измени пару букв в имени – и получится то же самое”, – шутили мы. В этом необычном деле пожелало участвовать ещё несколько человек, а потом ещё и ещё… Город был маленький, и сарафанное радио сработало быстро. В конце концов желающих набралось человек пятьдесят. Впоследствии среди любителей творчества ливерпульской четвёрки оказались люди совсем для нас незнакомые, которым и битлы, и Леннон были до фонаря, но на демонстрацию они тоже пожелали пойти, потому что делать все равно было нечего… Основная же публика манифестантов состояла из подлинных меломанов, любителей творчества «Битлз» и «Пинк Флойд», коллекционеров грампластинок, слушателей «Би-Би-Си», Севы Новгородцева и прочих неформалов. В назначенный час мы собрались в местной чебуречной. План мероприятия был такой: пройти по главной улице города до местного Дома культуры и вернуться обратно. По нашим расчётам, весь поход должен был занять не более получаса. Почти у всех участников акции были на куртках и пальто приколоты битловские значки, помимо этого, у меня на рукаве была повязка с «пацификом», мой друг, заядлый битломан Илья, припёр портрет Джона с надписью на русском языке “Леннон Жив!” Был и ещё один, на первый взгляд, необычный элемент реквизита – плакат с рисунком атомного взрыва и лозунгом “Мы отвергаем ядерный шантаж!” “Пойдет”, – решили мы. – Леннон тоже борцом за мир был, так что сгодится.” Наконец, дождавшись, когда чебуречная набилась до отказа и все были в сборе, мой друг меломан-любитель Вовка Рыбин скомандовал “На выход!”, и мы дружно повалили на улицу. Илья с плакатом встал впереди колонны, рядом с ним я, а третьим к нам пристроился неизвестный нам участник демонстрации с транспарантом о ядерной угрозе, и колонна молча двинулась по направлению к центру. Поначалу прохожие не обращали на нас никакого внимания, принимая нас, наверное, за команду спортсменов, возвращавшихся с тренировки. Тогда неизвестный с антивоенным плакатом (как после выяснилось, его звали Боря) сказал: “Пацаны, давайте как на выступлении агитбригады сделаем: я буду вас что-нибудь спрашивать, а вы громко отвечать мне “да” или “нет”, а то так прошагаем, и никто нас не заметит.” “Хорошо”, – согласились мы, передали его предложение по цепочке.

– Я – атомная бомба! – неожиданно закричал Боря – колонна заржала. – Я же вам говорил, – не обращая внимания на смех, сказал он. – Отвечайте “Да” или “Нет”. Давайте ещё раз: я – атомная бомба, – заголосил он еще громче. Мы молчали. – Кричите «Нет!»
– Нет! – повторили мы, поняв, что требуется.
– Я нейтронная бомба! – опять заорал Борька.
– Нет! – уже дружно отозвались мы.
– Во, получается, – обрадовался он.
– Мы любим Джона Леннона!
– Да!
– Мы против войны!
– Да! – перекрикивая друг друга, вторили мы ему. Люди стали останавливаться, пропуская нас вперёд, кто-то, оглядываясь, переходил на другую сторону
– Мы битломаны!
– Да! – дружно поддержали мы оратора
– Леннон жив! – тут же выпалил Боря и в довершении закончил всё это знакомым “Ура!!!”
– Ура!!! – загоготала колонна. Нам понравилась. Эту речовку мы повторили еще пару тройку раз – получалось всё лучше и складнее. Прохожие показывали на нас пальцем, кто- то улыбался.
– Рановато вы к Первомаю готовитесь – сказал какой-то мужик, проходя мимо.
– Может, споём “Аll you need is love”, – предложил Илюха.
Все дружно поддержали. “Love, Love, Love” разнеслось над строем. Улица встала, теперь уже все смотрели только на нас, мы радостно горланили: ” Long live Lennon!!! Мы битломаны. Леннон жив!!! Ура!!!” Газик подъехал сзади, когда мы пришли обратно к чебуречной, на мгновение включил сирену с мигалкой, дав нам понять, чтобы мы остановились. Из машины вышли двое сержантов.
– В чем дело молодёжь? Чего так громко разговариваем? – Один из них подошел к Боре.
– Запевала, – сказал он. – У вас тут Ленин с ошибкой написано, – и показал на Илюхин плакат. – Вы чего, агитбригада, что-ли?
– А это не Ленин, – гордо ответил Илья, – а Леннон.
– Кто? – спросил второй сержант. Оба они были одного возраста, лет 35-ти.
– Леннон, – повторил Боря, – музыкант такой.
– Они битлов не слушают! – кто-то выкрикнул из демонстрантов. Колонна дружно засмеялась. Милиционеры переглянулись.
– Так вы не из ДК, что-ли? – вновь спросил один из сержантов.
– Нет.
– А откуда?
– Ниоткуда, – сказал Илюха. – Просто сегодня день смерти великого музыканта Джона Леннона, и мы решили…
– Отпраздновать! – пошутил кто-то сзади. Оба милиционера смотрели на нас в упор, не понимая, о чем идет речь.
– Мы хотели, чтобы все знали и помнили Леннона, – продолжил Илюха.
– Он борец за мир, как Анжела Дэвис, – поддержал я его. Милиционеры стояли по- прежнему ничего не понимая.
– Чего-то я про такого борца за мир не слыхал, – сказал один другому. – Индиру Ганди, там карваланов… разных знаю, а Леннона этого – нет. В общем так, давайте потише, а то людей пугаете, вечер, темно, кричите тут, нам звонят. Пьяных случайно среди вас нет? Кто у вас главный?
– У нас нет главных, – спокойно сказал Вовка Рыбин.
– Тем более. И главного у вас нет. Кто у вас за это всё отвечает, комсорг или кто там?
– А чего мы плохого делаем? – встрял в разговор Борька
– Ничего, просто отвергать ядерный шантаж, – он еще раз посмотрел на плакат в его руках, – лучше днем, когда светло. Это что за повязка у тебя на руке? – спросил он у меня.
– «Пацифик».
– Что это?
– Знак борьбы за мир – сломанная ракета!
– Да…, – многозначительно ухмыльнулся второй. – А похоже на свастику, как у Мюллера. Может, фамилии их перепишем на всякий случай? – спросил один другого.
– Не надо, видно, дали комсомольское задание – вот, репетируют. Вы где учитесь?
– Мы – в авиационном, – сказал Илюха.
– А мы из музучилища, – гордо вышли вперёд незнакомые нам двое пацанов и девушка.
– Давайте по домам, ребята, поздно уже, – сказал один из них напоследок, – а завтра боритесь себе за мир на здоровье.
Они сели в машину и уехали, а мы гордо зашли в чебуречную, и демонстрация памяти Джона Леннона была успешно завершена.
Через неделю меня неожиданно вызвали в кабинет к замдиректора по воспитательной работе. Это был лысый мужик с высоким голосом по прозвищу Гебельс. Происходило это со мной регулярно, поэтому я не очень нервничал.
– Допрыгался! – начал он визжать на меня с порога. – Я тебя предупреждал, теперь с тобой другой разговор будет, и правильно: по тебе давно тюрьма плачет, подонок!
Я молчал: за четыре года учёбы привык к его истерическим выходкам.
– Чего я сделал-то? – сказал я дежурную фразу.
– А ты не знаешь?.. Фашист! – казалось вот-вот, и он даст петуха, и от этого я чуть не засмеялся.
– А я все думал, почему ты в комсомол не хочешь вступать? Теперь всё ясно.
– Да я ордена их не могу выучить, я вам уже говорил.
– Не ври, скотина! А еще стихи про войну читаешь, предатель! Затаился, сволочь, ждал своего часа, американец недобитый! Ничего! Теперь мы знаем кто ты такой!
– Устин Андреевич, – прервал его человек, сидевший ко мне спиной за его столом, – разрешите мне поговорить .
Устин моментально замолчал.
– Да, конечно, извините… – И, глядя на меня, сквозь зубы добавил. – Мразь!
Я молчал, не понимая, из-за чего весь сыр-бор.
– Дима, – спокойно сказал мне незнакомый человек уверенным голосом. – Неделю назад вы с друзьями участвовали в митинге… Вы давно знаете человека, который вам посоветовал это сделать?
– А нам никто не советовал, мы… То есть, я сам…
– А кто с вами был еще? – я замолчал – он улыбнулся. – Вы прямо, как партизан на допросе. Мы и так знаем: Илья — правильно? Володя … – я по-прежнему молчал. – Борис? Так? Да вы не бойтесь.
– Эх, мальчишки, – сказал он мне очень доверительно, – тут ведь не так всё просто, вы хоть знаете, что вас обманули?
– Кто? – искренне удивился я.
– Тот, кто научил вас всё это сделать. Использовал вас , – продолжал он, – как слепых щенков…
– Да никто нас не учил. Просто был день смерти Леннона, а мы любим музыку «Битлз».
– Он вам что, за это деньги предлагал?
– Нет.
– Понятно. Значит запугал?Заставил?
– Никто нас не пугал. Я вообще не понимаю про кого вы спрашиваете.
– Дима, – сказал незнакомец, – я из органов комитета госбезопасности». И показал мне красную корочку с гербом СССР.
– «Капитан Головня И.Р.”, – прочёл я.
– Знаете, чем мы занимаемся? – Я кивнул. – Правильно, – сказал он, – обезвреживаем шпионов. Вы с друзьями стали участниками акции, которую организовали наши враги, и теперь ,ребята, вы должны помочь нам их поймать, и это не просьба, а обязанность каждого советского человека. Как его фамилия?
– Я честно… Мы сами, нас никто не заставлял, и денег нам никто не давал за это. Леннон же борец за мир – и мы тоже. Чего в этом плохого?
– Да ничего в этом плохого. Плохо то, что вы врёте, – изменил тон незнакомец, – Вы знаете, о чем его песни? Антисоветчина, пошлость и порнография, – добавил он. – Кто для вас делал лозунги, плакаты, транспаранты? Откуда повязки, откуда всё это? – и он достал из кармана битловский значок.
– Мы сами сделали.
– Хорошо, сами сделали, а научил-то кто?
– Да никто нас не учил.
– Опять лжёте? Дмитрий, это очень серьёзно, – продолжал он. – Наши враги за границей проводили такие же акции и послали к нам для диверсий своих наймитов. Среди вас был один из них ,- он сделал паузу и добавил, – А может ,это вы, Дмитрий? Или ваш друг, Илья?
– Нет, это не мы.
– Разве? Вы преклоняетесь перед Западом, любите их музыку, слушаете “голоса”, ходите в их шмотках, ведёте проамериканский образ жизни, – и тут он сказал запомнившуюся мне фразу о жопе и молодости и добавил: – Мы ведь за вами давно наблюдаем.
– Он комсомол не любит! – взвизгнул Устин.
– Вот видите, вам чужды наши идеалы. Так это вы, Дмитрий, или всё-таки вспомните, как его зовут?
Я молчал, не зная , что ответить.
– Ладно, – сказал он, – идите на урок, у вас ведь диплом в этом году.
– Мы этого антисоветчика завтра отчислим! – зашипел Устин.
– Ну зачем? Пусть учится. Дмитрий, – обратился он ко мне, – подумайте, о чём я вам говорил, и мой вам совет : бросайте вы эту западную дрянь. Ну а в случае чего сигнализируйте. И запомните: это ваш долг. Если что, Устин Андреевич поможет, идите.
Я вышел из кабинета.
Позже выяснилось, что моих друзей, как и меня, таскали на экзекуцию, некоторых стращали даже тюрьмой, просили во всём сознаться и назвать имя диверсанта. Капитан И.Р.Головня на моём горизонте больше не появлялся. Техникум я всё-таки окончил, потом были армия, театральный институт, развод , новые дети, большой город и совсем другая жизнь…
Недавно, побывав на родине, я встретил на улице Устина. Он постарел, шел с палочкой, сильно сутулился. Я хотел пройти мимо, но он окликнул меня по фамилии, голос был всё тот же.
– А я смотрю, – сказал он весело, пожимая мою руку, как старому другу, – ты или не ты?
– Здравствуйте, Устин Андреевич, как вы?
– А что со мной будет? Из директоров ушёл на пенсию, теперь там же, в Совете ветеранов… Трудимся помаленьку, передаём опыт подрастающему поколению. Видел тебя в кино – горжусь, всем рассказываю, каким ты у нас всегда молодцом был… Хорошо играешь, здорово у тебя получается их изображать, милиционеров и разных, – он на секунду споткнулся, – ну, разных там, из органов…

__

Дмитрий Аксёнов, актёр театра и кино (Москва).
Родился в 1968 году, на Волге, в городе Рыбинске.
Бывший летчик, окончил Вертолетное училище.
В 1989 году поступил в Ярославское театральное училище на курс Игоря Перепелкина. В 1994 г. окончил его.
Работает в Московском молодежном театре п/р В. Спесивцева.
Художественный руководитель театральной гостиной и арт-клуба “СпеСивцев-Вражек”.
Заслуженный артист РФ (2004).