Режиссер-документалист Марина Разбежкина, — о том, как отличить подлинный док и как выживать в изолганной реальности.
— Начнем с вопроса, который «во дни тягостных раздумий» задают друг другу при встрече: «Как вы? Чем спасаетесь?»
— Ну, я всегда спасаюсь собой. Не верю ни в чью поддержку, тем более государства. Даже когда она бывала — спасибо, но все равно сомневалась, что это надолго. Гранты и субсидии были очень небольшие, и несмотря на попытки сделать конкурс в Минкульте прозрачным, проскакивало огромное число студий и людей, которых никто из документалистов не знал. А потом их фильмов никто не видел. Получали средства на кино и люди, провалившие предыдущие картины. Не надо же быть господом богом, чтобы понять: этот человек делает третий-пятый фильм на госденьги, и все они плохие.
Как живу сегодня? Живу. Я, наверное, нетипичный кинематографист, мне жизнь нравится больше, чем искусство. Пытаюсь получить какое-то удовольствие от жизни. Сейчас это сложно, потому что страдания, которые сегодня испытывают люди, не позволяют получать хоть какие-то удовольствия.
Даже наслаждаясь пейзажем, понимаешь, что твои мелкие радости незаконны. Незаконно любоваться рассветом, слушать тишину, потому что у многих людей и этого нет. Они лишены этой возможности.
Я и занялась документальным кино не из любви к искусству, а из-за любви к жизни. Не было бы документального кино, была бы таким философом, который сидит на камне или в пустыне и созерцает. Но раз есть возможность какого-то понимания жизни и попытки его передать другим через документальное кино, прожить другую жизнь, то вот я выбрала это.
Мне в 15 лет первый раз подарили любительскую кинокамеру, и у меня даже мысли не было снимать игровое кино. Всегда хотела заниматься доком. Сейчас эта вынужденная пауза, очень тяжелая для моих студентов и выпускников, менее тяжела для меня. Да, не сделаю какие-то проекты, которых у меня много в загашнике. Ну, я большую жизнь прожила, закопана уже сотня проектов — я давно перестала об этом жалеть.
— Сегодня ощутим дефицит документирования времени. Понимаю, что так было всегда, но сейчас изолганная политикой реальность особенно нуждается в беспристрастной фиксации. Какой?
— У этого широкого вопроса много разных ответвлений. Посмотрев док Любы Аркус о Балабанове, я вдруг точно поняла для себя, что Балабанов — абсолютный документалист.
— Особенно в последней картине «Я тоже хочу».
— Не только в последней. В основе его кино то, чем мы пытаемся заниматься: наблюдать жизнь во всех ее проявлениях, не предъявляя какую-то часть как отвратительную или прекрасную, лживую или правдивую. Жизнь целиком — такой сложный конгломерат, который Балабанов хорошо освоил. И когда вижу все эти панорамы — он же дал возможность нам разглядеть Ленинград, провинцию под Тверью, заводские пейзажи Череповца: проезд мента в «Грузе 200» под «Маленький плот». Герой прочно связан с пейзажем, который работает как раздражитель, сливается с ним — этого так не хватает. Сегодня документальное кино часто вырывает героя из пространства, он существует сам по себе. И это неправда.
Когда балабановские герои идут по Ленинграду, мы город сразу узнаем, хотя нам постоянно предлагают пышный, архитектурно залакированный образ. Но стоит зайти за угол, во двор — начинаем стесняться этого города, он совсем другой. Герои его фильмов не могут слиться с дворцовым пейзажем. Их город — Ленинград, а не Санкт-Петербург.
Сейчас у нас Эля Мурганова снимала сериал «Мальчики» про детей мигрантов, и я увидела другой Ленинград, который мальчишки осваивают вместе с родителями, — эти рынки, которые практически под площадями находятся. Там есть всё, включая мечеть, куда ходят люди, которые там работают. Мечеть, которая наверху, ближе к дворцовым зданиям. Она не для этих выживающих в «подполье» мигрантов.
Меня поразила эта параллельная жизнь: наверху — невероятные красоты для туристов, внизу — живут люди, которые обслуживают чужую жизнь и проживают свою.
— Имитацией реальности, кстати, занимается прежде всего псевдодок. Это же так просто: картинка + комментарий. Мы ужасаемся жестокости одних и благородству других. Меняем коммент — все наоборот. Раньше некоторые режимы добивались единодушной поддержки масс только с помощью радио и газет. Сегодня есть картинка — это страшная сила.
— Когда мы учимся снимать документальное кино со студентами, об этом помним. Особенно важно это знать студентам, связанным с телевидением. Им надо ставить зрение, показывая, как телевизионными картинками можно манипулировать реальностью. Мы не манипулируем реальностью. Настолько близко к ней приближаемся (это наш метод), что сама реальность не позволит собой манипулировать. Стоит чуть отодвинуться — и уже получаете такую возможность. Это ваш выбор.
— Понятно, что в сравнении с телевизором честный и независимый док увидит мизерное число людей, почти математическая погрешность. Тогда зачем? Не для фестивалей же только?
— Но автору интересно самому что-то понять в происходящем вокруг и высказаться. Когда автор идет за пониманием жизни от нулевого километра своего восприятия и в процессе съемки что-то начинает понимать — такие фильмы дорогого стоят. Мир во всех его противоречиях распахивается не только перед режиссером, но и перед зрителем. Настоящее кино — это язык, а не «проект», с помощью которого можно манипулировать людьми.
Зрителей может быть десять, сто, тысяча или сто тысяч… Волна понимания — самое ценное. Эти миллионы, которые смотрят плохое кино, этим кино аккумулируются — и большего им не надо: ничего не приобрели, кроме раздражения или удовольствия. С помощью настоящего дока в каждом смотрящем что-то должно поселиться. Подобным почкованием размножается кино и взгляд.
Меня не волнует, что нас не смотрят миллионы, бог с ними. Этим миллионам уже хуже от того, что они сегодня смотрят.
— Беспрецедентное событие — создание вашими учениками док-сериалов с компанией «1–2–3 Продакшн» и креативным продюсером Аней Гудковой. Прежде всего «Сирот» Алексея Суховея. Впервые документальный сериал в программе Международного фестиваля соревнуется с полнометражными картинами и даже получает приз, впервые целая линейка таких сериалов выйдет на платформе (PREMIER). Это важный прорыв независимого дока в новые пространства. Возможно, его увидит какая-то другая аудитория.
— Когда я согласилась на это неожиданное предложение «1–2–3 Продакшн» поработать над сериалами, поначалу думала: ну как-то надо провести время. Все сидели на карантине, я — на дружественной даче. Подумала: ну замечательно, буду c ребятами сериалы делать.
В процессе меня это так увлекло, что до сих пор думаю о невозможном: о создании документального сериального канала. После фестивальных показов ко мне подходили документалисты с предложениями тем и идей для сериала. Мы могли бы создать команду, снимать новые работы. Понятно, что это прекраснодушные мечты.
Даже если платформа рискнет и покажет эти четыре созданных сериала, ничего не изменится — люди еще к ним не готовы.
Вот на фестивале была прекрасная аудитория, в основном молодые ребята. А публика, смотрящая телевизор (который формирует определенную картину жизни в определенном формате, — это же все шлакует мозги), полагает, что только таким и может быть кино.
Более того, не только зрители где-то там, в дальней деревне, так думают. Оказывается, и вполне современные молодые люди, которые руководят стриминговыми платформами. Они меня поразили во время нашей с вами дискуссии о неигровом кино на платформах: они были похожи на пенсионеров, дремлющих у телевизора, но точно знающих, что им следует показать.
— Cтриминги заточены скорее на форматное кино, руководствуясь простым, как им кажется, критерием: понравится ли это зрителю. Это напоминает советский идеологический кордон: «Народ это не поймет».
— Они сильно заблуждаются, полагая, что считывают устремления народа. В потоке среднего качества фильмов или сериалов они себя транслируют. Это не народ такой, это они такие.
— Получается, что, с одной стороны, цензура, с другой — жесткие представления о форматах. При этом мало кто понимает, в чем особенность независимой документалистики. «А с платформы говорят»: «Ну, слушайте, у нас же есть док: портреты знаменитостей, фильмы о спортивных командах, о природных красотах… Что вам еще нужно?»
— Хотя они повторяют: «Не путайте нас с телевидением» — они ровно такие же. У них иллюзия, что они далеко ушли. Но они остались в традиции тривиального взгляда на зрителя, на контент, который предлагают.
— Ну не соглашусь, стриминги, пока их окончательно не прихлопнули, развиваются. На некоторых платформах появились арт-картины, такие как «Экспресс» или «Голиаф». PREMIER не рекламировал, но хотя бы выпустил важный док-сериал «Невинно осужденные». Хочется поддержать эту тенденцию, потому что платформа — идеальное место для размещения дока, тем более сериала. И, безусловно, число зрителей будет расти.
— К сожалению, после встреч с этими менеджерами теряю всякий оптимизм. Кажется, если что-то и происходит, то спонтанно, неожиданно. Потом они пугаются, потом на съемки времени и средств в обрез. И конечно, наши сериалы чуть-чуть не дотянули, можно было сделать чище. Но не хватает терпения, непонятно, как работать с жизнью, у которой нет правил, которая фиксируется не по сверенному графику. Они знают, как работать с игровыми сериалами. Тут все непредсказуемо. Но я уверена, что какие-то документальные сериалы будут сильнее игровых по эмоциям, пониманию жизни.
— «Сироты», например: совершенно прирастаешь к жизни молодых ребят, вырвавшихся на волю из интернатов. Здесь уж точно: и жизнь, и слезы, и любовь. Cегодня настоящее документальное кино не просто не востребовано, оно осознанно стирается из повестки: закрывается «Артдокфест», «Театр.DOC», закрыт Центр документального кино. Как вам кажется, кому этот скромный док насолил, чем опасен?
— Забыла имя этого прекрасного человека, утверждавшего, что «Я помню чудное мгновенье» несет угрозу власти: слишком свободно автор разговаривает, о чем хочет. Хороший док о чем хочет, о том и разговаривает, что видит, то и показывает, причем близко. Опасно, когда режиссер независим, даже не от политики, не от нынешней страшной повестки, а у него такое зрение, что он не может врать. Не тоннельное зрение — практически 360 градусов видения — очень опасно. Поэтому и интересно скромное кино, которое делают мальчики и девочки: с маленькими аппаратиками бегают, снимают вроде не как в Голливуде, а оно — ох ты! — такое наблюдает и видит, что не увидишь в масштабном кинематографе.
Помню, на одном из фестивалей председатель жюри, итальянец, подошел к нашей девочке, снявшей потрясающее кино про женщину, усыновившую пятерых детей. Там не было никаких ужасов. За детьми ухаживали, их хорошо кормили… Но что-то было нарушающее их внутренний мир, они исчезали как личности. Режиссер это увидела через какие-то детали. Она не хотела что-то сказать плохое об этой женщине.
Внимательный взгляд обнаружил, как девальвирует личности приемная мама, потому что живет по правилам, впитанным с детства: никто не должен выделяться.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
—
Источник: Новая газета
Елена Ивашина – таролог, еще заявляет о себе как ясновидящая и медиум черпающая силу на…
Ирина Ленорман – практикующий таролог с 12-летним опытом работы. Ирина является специалистом высокой квалификации, не…
Александр Шепс является известной медийной личностью, широко известной телезрителям канала НТВ. Александр Шепс, появившийся на…
Экстрасенс Александр Кинжинов известен широким массам телезрителей, как финалист телешоу «Битва экстрасенсов». Признание его уникальных…
Лиза Васина - популярный в инстаграме астролог, создательница курса “Внутри” и опытный прогнозист по ее…
Ольга Завиера — астролог, консультирует людей, ведет блог в Ютуб. На своем канале обозревает изменения…