Мнение: Как сидел Набоков (отец автора Лолиты)

Как сидит Москалев, которого в пятый раз за всего полгода отправляют в ШИЗО, потому что он “оперся на руку в столовой”, мы уже знаем. А я как раз наткнулся на описание того, как сидел Набоков, отец того самого Набокова, еще в царских казематах в 1908 году. Сравним:

“Отец писателя Набокова, тоже Владимир Набоков, попал в тюрьму, в одиночную камеру, в знаменитые петербургские Кресты, сроком на 3 месяца, в веселом месяце мае 1908 года. Был он депутатом 1-ой Государственной думы, а, по ее роспуску, воззвав не платить налоги и всячески граждански не повиноваться, сел, как политический, с другими такими же непокорными депутатами. «Не давать правительству ни солдат, ни денег!» – было написано в воззвании, за что случилась камера размером, в аршинах 6 х 4,5 – и до потолка, в самой высокой точке – в 5 аршин. По-нашему, длина – 4,3 метра, ширина – 3,2 метра, всего – 13,8 кв. метров. Что ж, на рынке недвижимости сейчас есть и меньшие квартиры – от 11 кв. метров. А высота до потолка – 3,6 кв. метра. Солидно!
Ему было 39 лет, отличный возраст. Будущий писатель Набоков уже существовал (ему 9 лет). Два сына, две дочери, а до третьего сына – еще 4 года. Так чем же Владимир Дмитриевич Набоков, будущий управляющий делами Временного правительства, занимался в своей камере целых 3 месяца?

«…С первого же дня зажил по расписанию. Привожу его полностью. В пять часов утра – вставание, умывание, одевание, чтение Библии». Сноска: «Я с Библией (кроме Евангелия) был плохо знаком и решил прочесть ее всю за время заключения». Продолжаем: «В шесть раздается по всему корпусу звонок и немедленно вслед за тем начинается топот «парашечников»… Процедура эта кончается около половины седьмого. Новый звонок. Доносится протяжное пение «Отче наш», «Богородице дево», «Спаси, Господи, люди твоя». Затем минут пять или десять спустя начинается разноска кипятка… Я завариваю чай, кончаю одеваться, поднимаю койку, подметаю, отворяю окно. Ровно в семь часов беру итальянскую грамматику с упражнениями и то прохаживаясь маленькими шагами по келье, то стоя на месте, начинаю «зубрить» спряжения, неправильные глаголы, местоимения, слова, делать переводы в уме. Занятие это продолжается до девяти часов, с пятиминутным перерывом.
В девять часов второй перерыв – десятиминутный, я пью молоко, ем хлеб. В 9 ½ часов принимаюсь за чтение по уголовному праву, взяв с собой несколько крупных исследований… Читая, делаю заметки, конспектирую. В промежуток времени от семи до десяти происходит прогулка, каждый день в разный час… В двенадцать часов прекращаю работу, убираю книги и тетради, накрываю стол, жду обеда.
Обед приносят между 12 и 12 1/2. Я обедаю всегда с отличным аппетитом, затем пью чай, немного фланирую. В 1 ½ сажусь писать и пишу, с небольшими перерывами и одним в двадцать минут (для второй прогулки) – до четырех. В четыре бросаю писать и совершенно раздеваюсь, проделываю восемнадцать мюллеровских упражнений, с обливанием в резиновой ванночке и растиранием. В 4 принимаюсь за серьезное чтение – историческое или философское – до шести. Затем вторично накрываю стол для ужина, который приносят около 6 часов. С 7 до 9 занимаюсь легким чтением, преимущественно по-итальянски. В 9 делаю свою постель, прибираю комнату, отмечаю на стене минувший день, перечеркивая карандашную полоску, и в 9 ½ ложусь спать».
И вывод, наверное, для нас, потомков: «При таком распределении дня время идет очень скоро и не остается места для скуки и тоски».

Недурно. Это при том, что Набоков-старший писал все-таки не в Одноклассники, а в газеты с призывом не повиноваться правительству и не платить налоги, то есть был “политическим” хотя бы с каким-то основанием.

Источник: Размышления вольного социолога