Долгая история хорового молчания

Как совпали глубинный человек и Кремль. Отрывки из тылового дневника.

В среднем течении Енисея. Фото: Алексей Тарасов / «Новая газета»

Предлагаем отрывок из книги «Сорок и один день. Тыловой дневник». Это не художественная литература, это сбор анамнеза, фиксация мыслей и соображений по этому поводу, это документ.

Необходимое пояснение: старообрядец-беспоповец часовенного согласия Яков Голдобин, о воззрениях которого в этом отрывке, — поистине глубинный народ. Хоть с сурковскими коннотациями, хоть без них. Они просто ничего не значат в мощном контексте жизней Голдобиных, их сородичей и единоверцев; сколько веков они Россию все углубляют, чтобы было где от нее скрыться.

Яков прослеживает свой род с царствования Бориса Годунова. Родственница была рабыней самого царя. (О чем Яков сообщает с каким-то сложным комплексным чувством, там заметны ноты и смирения, и гордости — за что? за некую причастность? к чему?) Далее уход из Москвы на Керженец, потом, три века назад, с Керженца — на горнозаводской Урал. Оттуда — в Зауралье, ныне Курганскую область. Потом — уже от советской коллективизации — в крупнейшее на планете Васюганское болото, в Нарымский край, где духовных отцов, в т.ч. прадеда Якова, забирают и расстреливают в Колпашевском яру. Его сыну (а Якову он дед) дают 10 лет лагерей и 5 поражения в правах. Раненный на Первой мировой в правую руку, к физическому труду он не годен, учительствовал в школе, и в тюрьме в Мариинске работать не может. Урезают пайку, умирает от голода, хоронят в общей могиле.

А часовенные меж тем бегут дальше — по Обь-Енисейскому каналу. Кто оседает у заброшенных шлюзов, другие уходят на северные притоки Енисея, на Дубчес, Дунчес, Теульчес. Двоюродный дед Якова устраивает там в те времена диспуты среди ведущих книжников и настоятелей округи. В 1951-м войсковой отряд, руководимый МГБ, сжигает два мужских монастыря и четыре женских, увозит черноризцев в красноярскую тюрьму. Впрочем, остановлюсь — все это к тому, что Яков, его братья — из важного для беспоповцев-часовенных рода, в нем были учителя и наставники. И к тому, что народа глубинней нет. Яков родился в Туве, потом Иркутская область, сейчас он живет в просторном доме без внутренних дверей в Сергеево, маленькой деревне на берегу Енисея, в 600 км северней Красноярска.

Яков — в самом центре России, в самой ее глубине, РФ — вокруг него.

И еще это все к тому, что деды и отцы Якова и его окружения, если и позволяли сотрудничество с государством, то не более чем в статусе сторожей и кочегаров — на большее соглашательство не шли. Ну, егерем. Ну, в исключительном случае учителем на селе.

Времена изменились. Яков и его сородичи голосовали за Путина и «Единую Россию», «спецоперации» — неизбежны, мы — правы.

8 МАРТА 2022 ГОДА.

Понимаю, что сейчас физически не смогу ни с кем из них разговаривать. О чем? Робин Бобин Барабек скушал сорок человек; спрашивать, как это — превращаться в людоедов?

Пожму ли руку? Если только при случайной встрече и на ходу. А вот сказать хоть слово — наверное, нет. Они готовили эти дни, сделали все, чтобы это случилось наяву. Все эти помрачающие разум цифры поддержки. Вся эта глубинная каменная соль, которая сгодится после всего только на то, чтобы ей засыпать Карфаген, приносивший детей в жертву своим богам. Не надо будет издалека везти, все на месте.

И — ничего не поняли до сих пор. Просто не хотят понимать, что они наделали.

Весь этот хор, пусть часто просто безмолвный… Когда исчез зазор между ним и государством? Зазор этот и позволял моей профессии быть осмысленной, а сейчас? Когда они с государством успели слиться? Ведь задолго до 24-го, не может быть, чтоб разом, в момент; и какая теперь журналистика? Теперь только Гог и Магог, жернова — это два диска в паре. Лежак и бегун.

Да, наверное,

безмолвие не равно хоровому пению. «Народ безмолвствует» не равно его согласию со всем, что он видит, совсем нет. Он тяжело молчит. Со смыслом молчит.

Можно еще наплести, придумать, представить черт-те что, понаписать тысячи определений этому молчанию, но есть только то, что сделано. Пусть только сказано. Но молчание-то вовсе ничего не значит и ни шиша не стоит. Да, послушного хора нет, но есть хоровое молчание, и этого достаточно.

А ты можешь воображать, что журналистика теперь нужна хотя бы для проговаривания вины и травмы, это уже часть терапии.

Но к чему мертвому припарки?

У этого молчания долгая история. Старая фишка с «Челюстями», из 90-х с их видеомагнитофонами: если пленку крутить задом наперед, кровавый монстр превращается во всерадетеля и милостивца, раздающего увечным недостающие им руки и ноги. И все счастливы и милы. У животных все просто.

С кадрами «спецоперации» такого не проделать: есть куда более страшный процесс, чем оскотинивание, и это все самое страшное последовательно происходит задолго до того, как начинают рваться снаряды. Пленку придется перематывать на годы, на десятилетия.

Нашел ту статью, что Яков присылал. Нашел записи наших с ним бесед (последняя — 14 января 2022-го).

Почему в Кремле ненавидят Запад и его гуманизм (у нас свой), откуда растет мессианство и вот все это насчет русской весны, русского мира — примерно понятно. Откуда это в Якове Васильевиче?

Сам он называет себя «чуть не диссидентом» среди часовенных, но насколько вижу, слышу — не за взгляды, не за то, что говорит, а за сам факт разговора с миром, за то, что так вовлечен в него, реагирует на его вызовы, не чурается связей с ним (хотя они все же и у Якова сведены к минимуму). Между тем Голдобин не отрицает, что их монастыри и школы тоже изучают события вовне и анализируют.

О рукописях последнего авторитетного «для всего их общества» учителя Афанасия Мурачёва, умершего в 2008-м, часовенные при мне говорили одно — о его многочисленных эсхатологических трактатах, в частности, «Периодической таблице Апокалипсиса» (1999) и «Пояснениях» к ней (2000). Вообще часовенные живут не сейчас, а накануне. И так каждый день и каждую ночь. Напрягает, что разговоры, если сам не уведешь в сторону, лишь о последнем дне. Больше об Антихристе, чем о Христе. О том, что мир сегодня уязвим как никогда. В любую секунду этих дней. «Милый мой, давай сейчас не будем дискутировать — РФ и весь мир исторический момент переживают».

Не люби этот мир — это понятно, ожидаемо, такое вот у них христианство, что именно это в нем на первом месте, может, они и правы. Но у них же не только регулярные, как отправление естественных надобностей, речи об армагеддоне и Страшном суде. Отсюда проистекает и этот новый взгляд на Кремль. Как им не любить Путина, как им не восторгаться, если он олицетворяет их чаяния, если именно он и приближает решающий день?

Это многое объясняет, но не все.

«Послушайте, — цитирую Якова по записям и его бумагам, переданным мне: —

«И будут знамения в солнце и луне и звездах, а на земле уныние народов и недоумение; и море восшумит и возмутится; люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную». Наша цивилизация являет собой город, со всех сторон окруженный водой, напор которой сдерживает дамба, тем самым сохраняя город от неминуемой катастрофы. Я сейчас про нравственные правила — однажды и навсегда написанные Создателем по праву сотворения, они предохраняют нашу цивилизацию от саморазрушения. Неразумные люди считают, что вода за многие тысячелетия своей неподвижности потеряла свойство своей текучести. Неразумные люди считают, что окружающая со всех сторон вода ограничивает их жизненное пространство. Их свободу. И неразумные люди начали разрушать дамбу. У них к дамбе претензии, но небесная власть будет защищаться. Послушайте. «Не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками». Пусть по капле, пусть под капли ведро поставили, но однажды и из него польется».

Замечу по ходу:

это всегда был марафон — наши разговоры. До полной одури. И Яков себе не изменял: с любой темы он в итоге съезжал в одну. В центре всех его рассуждений о мировой политике торчали гомосексуалы. Это они разрушали дамбу, это сквозь них, «продырявленных», начинала сочиться вода.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

—

Источник: Новая газета