«Начинайте жизнь здесь. Не ждите возврата»

С февраля в Россию приехали 2,5 миллиона беженцев из Украины. В сентябре их стало еще больше.

По подсчетам Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев, в Европе находятся около 7,3 миллиона вынужденных переселенцев из Украины. В том числе, 2,5 миллиона человек — на территории России. Отечественные власти, как сообщает ТАСС со ссылкой на источник в правоохранительных органах, уверены, что РФ выбрали больше 4 млн украинских беженцев. Это в два раза больше, чем в 2014 году.

Всего, по сведениям ООН, свои дома покинули больше 12,6 миллиона жителей Украины. Это около четверти населения страны.

Лишние люди

«Хочу вернуться. Хочу в Украину. Вернуться домой, в свий край, до своих людей», — Ксения Григорьевна говорит, мешая русские и украинские слова. Ксении Кравченко 91 год. Она родилась в Гомельской области. В 1941 году семья бежала на Украину. Родной хутор Малая Дубровка сожгли во время оккупации.

Ксения Григорьевна жила в Донецкой области в поселке Владимировка. На войну отсюда ушли 364 человека. Вернулись 64. После Великой Отечественной в селе работал совхоз. Здесь выращивали овощи и фрукты, в консервном цеху закатывали соленья и варенья. Поселок был довольно большим: по сведениям переписи 2001 года, здесь жили больше 1,1 тысячи человек, работала школа, клуб с библиотекой, медпункт, почта.

«В поле в совхозе работала, на огороде работала. 25 соток огород у менэ. Садила помидоры, капусту, перец сладкий и горький, и все це поливала, подкармливала, пушила и убирала», — с удовольствием описывает Ксения Григорьевна свое домашнее хозяйство. Кроме овощей пенсионерка выращивала кукурузу на корм своим курам и уткам.

О конфликте 2014 года пожилая гражданка почти ничего не знала. В 2016 году Артёмовский район, где расположена Владимировка, по постановлению Верховной Рады Украины был переименован в Бахмутский, но Ксения Григорьевна называла его по-старому. В поселке по-прежнему жили украинские, белорусские и русские семьи. К соседям продолжали приезжать в гости родственники из Ростова.

В марте 2022-го село оказалось в центре боевых действий.

«Снаряды начали кидать через мою хату. Я оглохла от того звука. Стояла около хаты. Солдаты ехали мимо и меня забрали. Як стояла, так и пишла. Пидсадили менэ на машину. И куды привезли, не знаю», — разводит руками Ксения Григорьевна.

Судя по видео, размещенным в Telegram народной милицией «ЛНР», Владимировка практически уничтожена.

Раньше Кравченко не бывала в России. Ей трудно запоминать незнакомые названия. Как она оказалась в Энгельсе, Ксения Григорьевна рассказать не может. Сейчас она находится на лечении в местном противотуберкулезном диспансере.

Здесь с беженкой познакомился волонтер саратовского Красного Креста Аман. «Я понимаю, каково ей сейчас — в совершенно незнакомом месте, среди чужих людей», — говорит юноша. Он вырос в интернате для незрячих и слабовидящих.

В 18 лет с выпускника сняли инвалидность. «В МСЭ сказали: у нас нет документов, подтверждающих, что ты был инвалидом с детства», — рассказывает Аман. Больше года он пытался найти работу. Устраивался дворником, грузчиком, но из-за слабого здоровья долго не продержался. Аман случайно узнал, что копии документов о детской инвалидности хранятся в Пенсионном фонде. Пригрозил МСЭ судом. Получил вторую группу.

Из своей пенсии в 17 тысяч рублей молодой человек каждый месяц перечисляет Красному Кресту по 2‒3 тысячи на гуманитарную помощь.

«Еще до спецоперации я купил новую подушку и одеяло на случай, если приедут гости. Но я человек необщительный, друзей у меня почти нет. Эти вещи мне не особо нужны, могу поделиться», — рассудил Аман и отдал постельные принадлежности беженцам, над которыми шефствует Красный Крест. Отнес Ксении Григорьевне запасные носки, старый телефон и чайник. По своему опыту Аман знает, что в казенных учреждениях «дают один стакан компота в каждый прием пищи, но ведь после ужина до отбоя хочется пить».

«Я сделал не так много в помощи беженцам, как хотелось бы. Мне грустно от собственного бессилия», — говорит Аман.

Пенсионеры — самая уязвимая часть беженцев. Получать украинскую пенсию, находясь в России, технически невозможно. На российскую пенсию могут рассчитывать те, кто имеет официальный статус беженца, вид на жительство или паспорт РФ.

Официально беженцами в РФ считаются только 304 человека. За первый квартал 2022 года статус оформили два человека.

Для получения гражданства нужно пройти медкомиссию (до июля эта услуга была платной и стоила 7,6 тысячи рублей с человека), перевести украинские документы (только перевод паспорта в Саратове обходится в 2,5 тысячи рублей) и заверить их у нотариуса, предоставить четыре фотографии и заплатить пошлину в 3 тысячи рублей. Даже поездки в областной центр, где проходят бюрократические процедуры, требуют существенных для пожилого беженца расходов. Для женщин становится проблемой документальное подтверждение смены фамилии при замужестве. У многих нет при себе свидетельств о рождении и браке. Запросы в архивы на территориях, где проходит спецоперация, идут месяцами.

Для оформления российской пенсии беженец должен дополнительно подать в ПФ документы о трудовом стаже и среднемесячном заработке за любые 60 месяцев работы подряд до 1 января 2002-го, пенсионное дело и справку от украинских чиновников о том, что выплаты на территории Украины, «ЛНР» или «ДНР» прекращены.

Туда и обратно

21 февраля в Саратов прибыл первый спецпоезд с 1300 эвакуированными жителями Луганской области. В мае в область привезли беженцев из Мариуполя. Летом — из Харьковской области. По оценкам волонтеров, более 700 человек поселились в четырех пунктах временного размещения в Саратове, Энгельсе и Балакове. Еще около 1000 человек, по подсчетам Красного Креста, сняли квартиры.

В августе беженцы из Луганска и Мариуполя начали возвращаться домой. Территория Луганской области полностью перешла под контроль РФ. Саратовская область взяла шефство над Сватовским районом. Туда отправили саратовских врачей. Региональное правительство пообещало выделить из резервного фонда деньги на стройматериалы для ремонта зданий. В Мариуполь люди поехали, надеясь на обещанную российскими властями реновацию, — торопились оформить документы на разрушенное жилье.

У многих там остались пожилые родственники. Беженцы возвращались, чтобы до холодов построить старикам печки.

В отечественном новоязе появилось слово «реэвакуация». «Люди начали возвращаться на Донбасс. Люди поверили в мирную жизнь и хотят жить у себя дома», — заявлял в начале августа генсек «Единой России» Андрей Турчак.

Как выяснил РБК, общих статистических данных о том, сколько украинских беженцев вернулось из России, не существует. Власти Курской области в августе сообщили, что из 9,4 тысячи вынужденных переселенцев к местам постоянного проживания выехали 3,1 тысячи. Из 3,2 тысячи беженцев, находившихся в Нижегородской области, уехали домой около тысячи. Об отправке части переселенцев на родину отчитались власти Владимирской, Волгоградской, Псковской, Калужской области.

Военно-гражданские администрации Херсонской и Запорожской областей сообщали, что, «получая объективную информацию о мирной жизни в родных городах и селах», к ним возвращаются жители, бежавшие вглубь Украины.

В сентябре миграционный поток вновь развернулся. За сутки 12 сентября в Ростовскую область въехало больше 17 тысяч беженцев. Как подсчитал «Коммерсантъ», около тысячи человек за одну ночь прибыли в Белгород и больше 400 — в Воронеж.

«Мы думали, что пересидим в Саратове какое-то время и вернемся. Но возвращаться, по ходу, будет некуда», — пишет одна из беженок Юлия в саратовском телеграм-чате помощи вынужденным переселенцам. «Начинайте новую жизнь здесь. Не ждите возврата», — советуют остальные.

«Мест просто нет»

«В ПВР «Сокол» прибыли порядка 100 новеньких. Много бабушек и дедушек, детей. Людей нужно одеть к зиме как можно быстрее», — пишут волонтеры чата «Помощь беженцам Саратов-Энгельс».

Судя по сообщениям, поток приезжих нарастает. «Доброе утро! Я из Мариуполя, сейчас в Таганроге. Кто-то может помочь добраться до ПВР в Энгельс или Саратов?» — спрашивает в чате Светлана. «В ПВР Саратова и Энгельса сейчас привезли партию беженцев. В «Соколе», например, более 250 человек. Мест просто нет», — отвечают те, кто уже находится в пункте временного размещения. «Что мне делать? Я в отчаянии!» — пишет Светлана.

Мариупольцам, вернувшимся домой в надежде на нормализацию обстановки, стало ясно, что перезимовать в разрушенном городе не удастся.

Всего в 59 регионах РФ действуют 647 ПВР (в 2014 году их было 604). В них живут 33 тысячи человек. Большинство пунктов находятся в глубинке (в Москве и Петербурге не открыто ни одного), где нет работы. Более-менее трудоспособные беженцы стараются самостоятельно искать жилье в крупных городах. В ПВР остаются старики, семьи с инвалидами, люди с последствиями ранений, многодетные матери.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

—

Источник: Новая газета