«Полиция хотела выбить окна, потому что дверь крепкая оказалась»

18-летний активист Максим Лыпкань, обвиняемый в дискредитации армии, из СИЗО ответил на вопросы «Новой газеты».

Утром 21 февраля к 18-летнему активисту Максиму Лыпканю полиция пришла с обыском по уголовному делу о дискредитации армии. Вскоре стало ясно, какое конкретно страшное преступление совершил парень: он дал интервью изданию «Радио Свобода»*, в котором пояснил о своей пацифистской позиции и объявил о том, что подал заявку московским властям на проведение 24 февраля митинга «Год ада».

Мэрия Москвы в согласовании акции Максиму отказала. Решение об отказе Лыпкань пытался безуспешно обжаловать. А через день после официального отказа в проведении митинга Максима задержали у здания Ленинградского вокзала два сотрудника Центра «Э». Доставили в ОВД и составили два протокола: о дискредитации армии и об организации несогласованного митинга. А потом — уголовное дело. И Хамовнический суд отправил Лыпканя в СИЗО до 20 апреля.

Вот что думает обо всем сам Максим, который ответил по переписке на вопросы «Новой».
Что говорят его друзья.

— Чем ты занимался до ареста? Ты понимал, что на тебя могут завести дело? Насколько для тебя это было неожиданно?

— Я готовился к поступлению в вуз на химфак, встречался с друзьями. 10 февраля весело провел день рождения в ресторане около ЦИКа, где раньше проходили протесты… Планировал провести митинг на Лубянской площади против политики Путина (…). Я понял, что скоро будет заведено уголовное дело на меня, когда меня задержали на Ленинградском вокзале в Москве два сотрудника Центра «Э». Это было вполне ожидаемо. Я обсуждал в разговорах с друзьями возможный арест, настрой полиции был вполне ясен.

— А твои друзья тебя предостерегали? Как проходил сам обыск и арест?

— Да, друзья говорили, что это вполне возможно, но они не пытались как-то помешать моему решению.

Про обыск. Шесть утра, я еще спал.

Громкие удары в дверь, первой подошла моя бабушка и посчитала, что с таким упором и лицами в масках — это могут быть только украинские диверсанты, мы закрыли две двери. Первая была довольно быстро взломана.

Я успел написать «ОВД-Инфо»* и позвонить адвокату, а также призвать независимых журналистов приехать на мой адрес. Один адвокат успел приехать и переговорить с полицейскими, узнав о том, что на меня возбуждено уголовное дело по статье 207.3 УК РФ.

Я успел одеться, накинуть пиджак, пока полицейские вызывали [сотрудника] ГБУ «Жилищник», чтобы распилить дверь. До этого полиция хотела выбить окна, потому что справиться с дверьми им было тяжело.

Полиция зашла, человек 10, некоторые из них, как потом выяснилось, скорее всего были сотрудниками ФСБ. Зашел и мой адвокат. У меня были отобраны разные вещи, начиная от моего российского паспорта и заканчивая рупором-мегафоном.

Также стоит отметить, что полиция сфотографировала канистры с соляркой, принадлежащие не мне, а моему соседу, а также ацетон, вероятно, это нужно для дальнейшей фабрикации дела.

В центре Москвы. Фото: соцсети

У меня начался разговор со следователем, я сказал, что в будущем за фабрикацию политического дела он будет посажен российским судом, на это следователь ехидно улыбнулся.

Адвоката Алана Качмазова не пропустили и грубо с ним обращались сотрудники. После обыска мы вышли из подъезда, около стояли два журналиста, которым, насколько я понимаю, мешали сотрудники. Мы пошли к машине, на которой мы поехали в Следственный комитет, где прошел допрос и мое задержание. Меня отправили в ИВС в наручниках, а после повели на суд, где в конвойном помещении я пробыл продолжительное время, а дальше суд и арест.

— У тебя были иллюзии относительно меры пресечения?

— Иллюзий никаких не было, зная, как работает российский суд по таким делам, но была маленькая надежда, что отправят под домашний арест. Но она не сбылась, в итоге я там, где есть. Посмотрим, что будет на апелляции. Сегодня (08.03.2023. — Ред.) меня хотели отправить в психиатрическую больницу, которая находится на Новослободской улице, по этому поводу я сильно переживал, вспомнил дело Марии Пономаренко. У меня действительно есть некоторые проблемы с психикой.

КОММЕНТАРИЙ

ЕВГЕНИЙ (ИМЯ ИЗМЕНЕНО),
ТЕПЕРЬ УЖЕ БЫВШИЙ ДРУГ МАКСИМА:

«Макс — идиот, которому я говорил не лезть в политику. Хотя он был вполне хорошим человеком до митингов одного человека. С ним перестал общаться и не собираюсь возобновлять. Как пришел в политику, я не знаю, скорее всего кто-то надоумил. О состоянии ничего не знаю».

КОММЕНТАРИЙ

КИРИЛЛ ГОНЧАРОВ,
ЗАМПРЕД МОСКОВСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ «ЯБЛОКО».

— Как Максим пришел в политику? Он же состоял в партии «Яблоко», чем он занимался?

— Максим не состоял в партии «Яблоко», он пришел к нам с друзьями, которые были достаточно молодого возраста — им всем по 18–20 лет. У него была такая небольшая, но активная команда. Все они участвовали в партийной школе — это наш «яблочный» проект, так называемый инкубатор квалифицированного кадрового резерва, который помогает интегрировать в партию молодых людей, дает им навыки и знания. Максим тоже поступил в нашу школу, которую я координирую и курирую. Но он пришел только на первое занятие и больше, к сожалению, (в отличие от своих друзей) не принимал в них участия.

Членом партии он не был, в первую очередь — в силу возраста. А во-вторых, для того чтобы стать членом партии, необходимо пройти этот «период знакомства», который длится формально два года. Можно сначала написать заявление на вступление в сторонники или в кандидаты в члены партии. После этого, через два года, партия рассмотрит бэкграунд человека, его биографию, историю и примет то или иное решение. Максим не становился нашим официальным сторонником или кандидатом в члены партии. Он не приходил на собеседования партийной комиссии — и в этом смысле его можно назвать, наверное, сочувствующим.

Кирилл Гончаров. Фото из личного архива

Но он также приходил на мероприятия других организаций, он приходил на политические суды к политзаключенным, чтобы их поддержать, он приходил на суды по «Мемориалу»**. И в этом смысле он был действительно очень активным, неравнодушным, эмпатичным парнем, который хотел видеть Россию свободной.

— Он осознавал опасность своей деятельности и то, что на него может быть заведено уголовное дело?

— Не знаю, осознавал или нет. Мне сложно об этом говорить, я с ним виделся лично 3–4 раза. Конечно же, мы общались. Мне кажется, что Максим — достаточно искренний молодой человек, и как многим искренним и активным людям в его возрасте, ему свойственна такая небольшая инфантильность в плане методики. И, конечно же, партия «Яблоко» всегда с осторожностью относиться к призыву к уличным акциям, которые сегодня в РФ фактически введены в рамки уголовной ответственности. Мы в этом смысле тревожились и переживали за него. Я и многие его коллеги, друзья после анонса его акции на Лубянке писали ему, что это чрезвычайно опасная вещь.

Но он — убежденный человек. Он считает, что он делает все правильно и несет за это ответственность.

По его словам, он готов к любой ответственности, цену и масштаб риска (по крайней мере, с его слов) он понимал.

Могу охарактеризовать его как активного, яркого, демократически ориентированного. Конечно, ему еще многому надо учиться. Я надеюсь, что он сможет выйти из этого дела без каких-либо тюремных сроков, потому что это — безумно, никто ему этого не желает. Партия «Яблоко» всячески ему помогает и поддерживает, насколько это возможно в данной ситуации.

И конечно, очень не хотелось бы, чтобы такие молодые люди сидели в тюрьмах. Да, мы не со всем соглашались, не соглашались с его методикой. Было очевидно, что у него еще не до конца сформированы политические взгляды. Они скорее правозащитные. И в этом смысле, конечно же, такие молодые люди должны быть на свободе, образовываться, получать новые знания, а не сидеть в тюрьме.

БЕЗ КОММЕНТАРИЕВ

Те однокурсники Максима, которых удалось найти, ответили, что о нем они ничего толком сказать не могут. Ну или не хотят.

Макар Ситкин

* Внесены властями РФ в реестр «иноагентов».** Внесен властями РФ в реестр «иноагентов» и ликвидирован.

—

Источник: Новая газета